Каскадер и амазонка - Страница 39

– Не плачь, родная, все образуется.

Это была последняя капля, и Мелли зарыдала в голос, оплакивая и умирающую за дверью Алису, и несчастную судьбу брата, и собственную жизнь, не принесшую ей тепла семейного очага, и слишком позднее появление этого старого дурака…

А Айдахо, обнимая плачущую женщину, чувствовал, как где-то в дальних уголках его души разгорается свет, о наличии которого он не хотел признаваться даже себе.

Вэю было мучительно больно снова, час за часом, день за днем переживать все произошедшее. Он сидел в полицейском управлении и, стараясь не упустить ни одной детали, рассказывал обо всем, что происходило между ним и русской гостьей, начиная с того момента, когда он увидел ее.

Шериф Джек Рид и агент ФБР Роберт Уоллес почти не перебивали его, лишь изредка задавая наводящие вопросы.

Насколько понял Джеймс, русские гангстеры уже давно были в зоне внимания ФБР и полиции Нью-Йорка, но редкая изобретательность, хладнокровие и жестокость, с которой уничтожались даже случайные свидетели их преступной деятельности, не давали в руки служителей закона никаких зацепок, так что история Алисы была расценена ими как дар богов. Когда Рид, стремясь помочь другу, вышел на своих давних знакомых в ФБР, а те сообразили, о ком идет речь, то тут же отправили в Калифорнию своего агента. Примчавшись на место, он успел в последний момент встретиться с Вэем, предложив тому американское гражданство для Алисы в обмен на помощь в задержании банды. Но Джеймс, боясь, что появление полиции повредит Алисе, отказался от помощи силовиков, о чем сейчас жалел.

Больше всего он боялся, как бы эти отчаянные русские не вернулись, чтобы добить Алису. Что для этих сумасшедших толпы людей в форме, если эта нация придумала «русскую рулетку», психическую атаку и борьбу с медведем после изрядного подпития!

Одна надежда, что на поимку бандитов была задействована вся полиция Калифорнии и сопредельных штатов, ФБР и черт его знает кто еще.

Ближе к полуночи позвонил Энди с неутешительными новостями: Алиса так и не пришла в сознание, и врачи попросили «мушкетеров» покинуть «пост» хотя бы до утра.

Где-то около часа ночи друзья заехали за Вэем и повезли его домой отъедаться и отсыпаться, ибо «если он помрет от голода и недосыпа, кто же будет выхаживать Алису?». Этот довод показался Джеймсу столь убедительным, что он без возражения съел все, что подала на стол Мелани, и даже проглотил таблетку снотворного.

А спустя несколько минут дом полностью погрузился во мрак, помогая забыться всем участникам событий. Это были самые долгие сутки в их жизни, но, сколько бы ни отмерила им судьба, они никогда не забудут ни одной секунды этого страшного и… счастливого дня.

13

Возвращение из небытия осталось в памяти Алисы бесконечным кошмаром, где в дьяволь-ском беспорядке сплелись бредовые галлюцинации, бесконечные капельницы, при виде которых у нее начинались приступы животного ужаса, врачи, медсестры и еще какие-то люди, расспрашивающие о том, что не хотелось вспоминать. И боль, боль, боль… Не совсем понимая, где кончается бред и начинается явь, она старалась делать вид, что находится в забытьи.

В ее сознании мелькали лица мучителей, скорчившееся в луже крови тело бывшего мужа, грязный подвал, входящий в руку шприц… Но чаще всего память подсовывала самое страшное: в ушах звучал насмешливый голос Француза «Будет тебе кино!», и узкая сталь скальпеля снова и снова уродовала лицо. Теперь, приходя в сознание и ощущая повязку на голове, Алиса понимала, что возврата к прошлому уже никогда не будет.

Когда она впервые пришла в себя, доктор Свенсон поинтересовался, не хочет ли она повидаться с мужем, который уже много часов ждет ее пробуждения за дверью. В первую секунду она подумала, что Андрей не умер, а спрятался за тонкой перегородкой и вот-вот выйдет оттуда, чтобы добить строптивую супругу, но потом сообразила, о ком идет речь, и перепугалась еще больше.

В ужасе вцепившись слабыми пальцами в форменную рубашку врача, Алиса начала умолять, чтобы к ней не пускали Джеймса, ни за что не пускали Джеймса!

С одержимостью отчаяния она заклинала всех запретить вход в палату тому, ради которого согласилась претерпеть муки… любые, кроме пытки жалостью. Девушка явственно понимала, что ее тело превратилось в развалюху, а разум отравлен наркотиком. Но больше всего ее пугала рана на щеке. Она требовала снять повязку и дать зеркало, но вместо внятной речи получалось какое-то мычание, потому что распоротые мышцы не желали ее слушаться. Она боялась, что Свенсон – только видение, но продолжала твердить свою просьбу. Наконец ей сделали укол, и она снова провалилась в небытие.

Но Алиса зря волновалась. Свенсон понял главное, что пациентка не желает видеть посторонних, и запретил Джеймсу заходить в палату. Единственное, на что согласился непреклонный эскулап, – это утренний букет желтых роз, который Джеймс передавал с медсестрой в палату, так что, когда Алиса открывала глаза, первое, что она видела, были ее любимые цветы. И она непроизвольно посматривала на столик, где в высокой вазе стояли хрупкие розы, на лепестках которых еще блестели капли росы. Они были символом надежды, и она не представляла что будет, если их однажды не окажется на месте.

А у дверей ее палаты врачей неизменно встречали либо Джеймс, либо Айдахо. Такое постоянство объяснялось не только беспокойством о здоровье Алисы, но и опасением за ее жизнь. В конце концов, гангстеры все еще оставались на свободе.

Такая преданность не оставила равнодушной даже больничный персонал, включая пожилую медсестру, сурово взиравшую поначалу на «толпу посторонних» перед дверью палаты. Даже ее профессиональный цинизм дал трещину, и она попыталась уговорить Алису позволить Джеймсу повидаться с ней, но та пришла в такое волнение, что сестра отступила.